Поэт, литературовед, защитник Украины от москальской агрессии и поклонник проворовавшейся начальницы департамента имущественных отношений минобороны Евгении Васильевой Дмитрий Быков (по отцу Зильбертруд, по деду со стороны матери Лотерштейн) похоже серьёзно болен. Обитающие в его голове творческие личности решительно не согласны друг с другом. Особенно это заметно по лекции о красивом, умном и в меру упитанном персонаже знаменитой шведской писательницы Астрид Линдгрен, которую недавно прочла одна из ипостасей.
По мнению господина Зильбертруда «Карлсона видят старики и дети плюс люди, подверженные девиациям (воры — у них же такая профессия). Его видят Кристер и Гунилла, его видят Боссе и Бетан. Один раз он явился папе и маме Малыша, правда, не весь, а в такой горе сливок от торта. Ну и его видят фрекен Бок и дядя Юлиус по причинам дряхлости, деменции».
Зильбертруд решительно опроверг коллегу Лотерштейна, утверждавшего, что старшие брат и сестра Малыша Карлсона тоже узреть не способны: «Кстати говоря, вот два дурака Боссе и Бетан так Карлсона не увидели. Они не верят, они не видят. Потому что… Почему? Потому что Боссе думает только о футболе, а Бетан только о мальчиках. А те, кто думает о мальчиках и о футболе, ангелов не видят. Им надо или в детство впасть или состариться, чтобы увидеть ангелов».
Что думает о Карлсоне Быков неизвестно. Однако если он заглянет в трилогию о симпатяге с пропеллером, то убедится что Зильбертруд с Лотерштейном неправы. Дядюшка Юлиус ворчлив и склонен к ипохонрдии, но старческого маразма у него нет. В финале он женится на фрекен Бок, которая тётка не первой молодости, но бодрая, энергичная и хозяйственная.
Обитателя домика на крыше лицезреют абсолютно все. В первой книге папа с мамой и Боссе с Бетан наблюдают Карлсона не в горе сливок, а за столом, вымазанном ими до ушей. Во второй летучий проказник получает от мамы по попе за то что разбил её любимое блюдо и общается с тележурналистом Пёком. Наконец в третьей он с удовольствием даёт интервью стокгольмской газете… Что остаётся от заумных теорий об ангелах видимых только мечтательным детишкам и старым маразматиках? Правильно, ничего, кроме стремления подтянуть под неё замечательную книгу, исковеркав её содержание.
Да и не только её, с российской литературой, быковские ипостаси обращаются ещё бесцеремоннее. «В крайне пристрастных воспоминаниях о Горьком Бунин откровенно клевещет на него, рассказывая, с каким упоением Горький в Ялте расписывал Чехову волжских купцов, которые все у него выходили какими-то сказочными богатырями. — Сообщает Зильбертруд в биографическом очерке „Был ли Горький?“. Лотерштейн придерживается противоположного мнения. — Конечно, Горький в „Деле Артамоновых“, несколько любуясь своими купцами и преобразователями, он и преувеличивает их звероватость. Правильно говорит Бунин: „Послушать его, так все они были былинные богатыри“. Он ими и любовался, как любовался он Бугровым в известном очерке о нём. Но он всё время подчёркивает их бесплодие. Он даже о Бугрове говорит — там Бугров смотрит на двух гимназисток и говорит: „Ужас-то в том, что уже не могу, а всё ещё хочу“. Это важная, говорящая деталь. Они чувствовали, что они хотят управлять Россией, но уже ею управлять не могут. Они бездетны, бесплодны, в том смысле, что их дети, как „Фома Гордеев“, хотят другого».
Так расписывал Горький купцов богатырями или нет? И клеветал ли на него Бунин? Лотерштейн ближе к истине, но если Быков перечитает очерк «Н.А.Бугров», а заодно романы «Дело Артамоновых» и «Фома Гордеев», он легко убедится и этот привирает. Могучий поволжский миллионщик Бугров спит не с гимназистками, а с девами попроще, но на импотенцию не жалуется. Напротив он с гордостью бросает: «А слышали вы — про меня сказывают, будто я к разврату склонил многих девиц… Не потаю греха, бывали такие случаи». В «Фоме Гордееве» хочет другого и сходит с ума только сам Фома. Остальные купеческие дети успешно продолжают родительский бизнес. В «Деле Артамоновых» уходит в монастырь Никита, младший сын, основавшего ткацкую фабрику Ильи Артамонова, но старший, Пётр руководит отцовским предприятием.
Вслед за Горьким от пера Быкова, Зильбертруда и Лотерштейна пострадал знакомый им лично Василий Аксёнов: «А что, если бы по время Великой Отечественной войны или ещё раньше, во время гражданской, удалось бы разбомбить перешеек и Крым оказался бы островом? Что было бы, если бы в конце десятых — начале двадцатых укрывшаяся там российская интеллигенция, окопавшаяся там белая гвардия, если бы в 1922 году случился бы реальный перекоп?»
Альтернативно-исторический роман «Остров Крым» потому так и называется, что Перекопский и Чонгарский перешейки в его географии изначально отсутствуют. Красная армия в 1920 году, как и в реальности атакует по льду, но его сокрушают орудия британского линкора и остров остаётся белым ещё на десятилетия. Быков и его соседи по черепной коробке тут явно не в курсе. Зато они объявили что Россия потеряла полуостров после Крымской войны и потом вернула, хотя расстаться по итогам проигранной кампании пришлось только с устьем Дуная.
Трёхмозгий вредитель также неоднократно переписывал Пушкина, Чехова, Булгакова и других столпов российской словесности, но эти деяния к его диагнозу ничего нового не прибавляют. Похоже налицо первые признаки той самой деменции, которую Зильбертруд и Лотерштейн клеветнически приписали почтенным Хильдур Бок и Юлиусу Иенсену.